— Ал, ты меня слышишь? — произнес он в микрофон вмонтированной в шлем рации.

— Так точно, начальник, — бодро отозвался итальянец.

— А судно видишь?

— Еще как! Ощущение такое, будто идешь по рельсам в туннеле, а навстречу тебе прет курьерский поезд.

— На повороте лайнер замедлит ход. Обходим его сбоку и садимся на корму. Помни: у нас всего один заход. Потом он снова увеличит скорость, и нам его уже не догнать.

— Надеюсь, буфет у них еще работает, — проворчал Джордино, у которого после завтрака и маковой росинки во рту не было.

— Я тоже, — невольно усмехнулся Питт. — А теперь шутки в сторону, и слушай меня. Заходить на цель будем вдоль левого берега, пока люди Шэня целиком поглощены танками на правом. Слева они никакого подвоха не ожидают, так что у нас есть шанс проскочить незамеченными. Садиться лучше всего за задней трубой на вертолетную площадку. Труба большая, она нас прикроет. Только ты смотри не отставай.

— Не отстану, не надейся, — хмыкнул итальянец. — Разве можно тебя одного пускать в приличное общество? Ты, главное, когда приземлишься, не забудь в сторонку подвинуться, чтобы освободить мне место, а то ведь я не постесняюсь, прямо на шею сяду.

Джордино без колебаний последовал бы за Питтом в самые мрачные закоулки преисподней, всецело доверяя его суждению и интуиции. Они действовали настолько слаженно, работая в паре и без слов понимая друг друга, что порой казалось: между ними существует телепатическая связь. Вот и сейчас, уточнив последние детали, оба умолкли и сосредоточились. С этой минуты и до посадки ни один из них не проронит ни звука — да и о чем говорить, когда все уже сказано?

Сместившись к западному берегу, друзья выключили двигатели и приготовились. Одновременно подтянув левые стропы, они начали разворот по наклонной дуге в обратном направлении — с таким расчетом, чтобы в момент прохождения судна зависнуть над его левым бортом на уровне середины передней трубы. Черные полотнища парапланов придавали им сходство с крылатыми ящерами мезозоя, выбирающими удобный момент для атаки на убегающую добычу, хотя для заключительной стадии маневра больше подошло бы, наверное, сравнение с бродягами, вскакивающими на заднюю площадку замедлившего ход товарняка.

Расчеты и надежды Питта полностью оправдались. Никто не встретил их автоматными очередями в упор на подлете, да и сами они не заметили на левой стороне раскинувшейся под ними палубы ни одного человека. Расправившись с вертолетами, боевики не ждали больше атаки с воздуха и переместились на правый борт, где заняли позиции и приникли к прицелам в ожидании начала артиллерийского обстрела. Чжао Фынь и его команда не боялись танков. Им не раз приходилось иметь с ними дело, и они хорошо знали, куда надо целиться из гранатомета, чтобы бронированная машина вспыхнула после первого же попадания.

Как только в поле его зрения возник неохватный цилиндр последней дымовой трубы лайнера, Питт вывернул вправо и тут же обеими руками потянул на себя передние стропы. Купол послушно сложился, и Дирк устремился вниз под углом в сорок пять градусов. Пружинисто приземлившись на ноги и окончательно погасив парашют, Питт поспешно отступил в сторону, памятуя напутственный наказ напарника. Ал не заставил себя долго ждать. Не прошло и трех секунд, как Джордино в классическом стиле опустился почти в ту же самую точку, что и Дирк. Оскалив белые зубы в победной улыбке, итальянец с облегчением скинул ранец и проворно скатал купол, после чего подмигнул Питту и спросил громким шепотом:

— Почему я не вижу цветов и шампанского?

— Скажи спасибо, что кости целы, — прошептал в ответ Питт. — Лично я больше всего боялся заработать третью дырку в заднице. Слава богу, на этот раз обошлось.

Укрывшись в тени трубы, Питт установил на своей рации новую частоту и вызвал Руди Ганна, отправившегося вместе с шерифом и группой военных саперов обследовать забранный стальной дверью бункер в восточной оконечности Призрачного канала.

— Руди, это Дирк. Как меня слышишь?

Не успел он дождаться ответа, как прямо над ухом оглушительно прогремел выстрел из помпового ружья, слившийся с дробным треском автоматной очереди. Подскочив от неожиданности, Питт обернулся. Джордино, опустившись на одно колено, медленно поводил стволом помпового ружья из стороны в сторону, как будто выискивая на юте невидимую цель.

— Аборигены подозрительны и недружелюбны, — сообщил итальянец в ответ на вопросительный взгляд напарника. — Должно быть, один из них заметил тень от наших парашютов и сунулся проверить. На свою голову, — добавил он будничным тоном.

— Руди, ответь. Ответь мне, Руди, — вернулся к прерванному занятию Питт. — Да отвечай же, черт тебя побери!

— Да слышу я, слышу, чего кипятишься? — громко и отчетливо прозвучал в наушниках шлемофона голос Ганна. — Вы уже на борту?

Последние слова Руди сопровождались еще двумя выстрелами, произведенными Джордино.

— Здесь становится жарко, — спокойно заметил тот. — По-моему, нам пора сваливать.

— Да, мы на месте, — крикнул в микрофон Питт. — Пока все в порядке.

— Я слышу стрельбу или у меня в ушах звенит? — неожиданно раздался в наушниках знакомый ворчливый тенорок адмирала Сэндекера.

— Ничего страшного, босс, — поспешно ответил Питт. — Это Ал развлекается. Решил досрочно отпраздновать Четвертое июля. Вы обезвредили заряды под дамбой?

— У меня плохие новости, сынок, — с сожалением проговорил адмирал. — Саперы открыли стальную дверь и проникли внутрь, но ничего не нашли.

— Повторите еще раз, сэр, — попросил Питт, отказываясь верить собственным ушам.

— Там нет взрывчатки, Дирк. Там вообще ничего нет. Только очень большой и абсолютно пустой подвал. И если Шэнь все-таки намерен взорвать перемычку, он собирается сделать это в каком-нибудь другом месте.

43

На участке автострады, проходящей по насыпной дамбе, в которую упирался Призрачный канал, было светло, как днем. Помимо передвижных прожекторов и проблесковых маячков дюжины патрульных машин место действия освещали мощные фары восьми армейских грузовиков под камуфляжными тентами. По распоряжению шерифа шоссе по обе стороны перекрыли кордонами на отрезке протяженностью около мили.

Лица небольшой группы руководителей операции, собравшихся кучкой у головного грузовика, выражали недоумение и озабоченность. Адмирал Сэндекер, Руди Ганн, генерал Олсон и Луи Маршан, шериф прихода Ибервиль, походили на людей, блуждающих по лабиринту, откуда нет выхода. Олсон, уязвленный до глубины души бесславной потерей десантных вертолетов, бывших предметом его особой гордости, перестал корчить из себя утонченного джентльмена и без стеснения, по-солдатски высказывал все, что он думает по этому поводу:

— Дурацкие бредни! — орал он, брызгая слюной и потрясая кулаками. — Я с самого начала подозревал, что судно захвачено бандой международных террористов. Вот из этого и надо было исходить, а не тратить время и силы на поиски мифической взрывчатки!

— Боюсь, что вынужден согласиться с генералом, — вставил Маршан, стройный, подтянутый и сравнительно молодой человек в безукоризненно облегающей его спортивную фигуру полицейской форме; внешний вид его разительно отличался от растиражированного в сотнях фильмов киношного образа увальня-шерифа с выпирающим из-под распахнутой рубашки животом, кирпичного цвета физиономией, лиловым носом хронического алкоголика и тягучим южным произношением. Мысли свои он выражал грамотно и лаконично на безупречно правильном литературном английском. — Версия о слиянии Миссисипи и Атчафалайи посредством разрушения перемычки между ними выглядит, на мой взгляд, неправдоподобной и, что называется, «притянутой за уши». Я тоже склонен полагать, что террористы, захватившие «Юнайтед Стейтс», преследуют какую-то иную цель.

— Только не надо передергивать, джентльмены, прошу вас! — сердито вскинулся Сэндекер. — Никакие они не террористы! То есть террористы, конечно, но не в том смысле, какой мы привыкли вкладывать в это понятие. Мы точно знаем, кто за ними стоит и какие цели преследует. И судно они не захватывали, а спокойно высадились на борт по приказу хозяина, чтобы поставить последнюю точку в осуществлении его грандиозного замысла превратить Сангари в важнейший портовый терминал всего Юго-Восточного побережья.